Алекс Берзин. Отношения с духовным наставником. Семинар. Часть 4
Состояние ума при общении с духовным учителем (продолжение)
Аудио: Алекс Берзин. Отношения с духовным учителем. Часть 4
Рапознавать учителя как будду. — Три вида убеждённости. — Благодарность за доброту учителя. — Устная передача.
Вчера мы говорили о здоровых отношениях с квалифицированным духовным учителем. Говорили о таких отношениях в целом, а также рассматривали виды пользы, которую здоровые отношения с учителем могут нам принести, и тот вред, который мы можем себе нанести, если, вступив в такие отношения, затем отвернёмся от учителя и в чрезвычайно неблагом состоянии ума покинем его, а в некоторых случаях и буддизм. Затем мы начали говорить о том, как по-настоящему относиться к такому учителю. когда мы очень тщательно проверили учителя, проверили самих себя — достаточно ли мы подготовлены, чтобы вступать в отношения с таким учителем. О том, как в этих отношениях относиться к учителю с точки зрения настроя и с точки зрения нашего поведения по отношению к учителю. Мы увидели, что есть много различных уровней учителей и много различных уровней учеников. И общие принципы, определяющие то, как мы относимся к учителю, в равной степени применимы ко всем уровням духовных учителей.
Но в более продвинутых этапах упор делается на особых аспектах, например, когда мы говорим о различении учителя как будды. Можно более подробно объяснить этот момент. В целом, в тантре мы всех стремимся распознавать как будд, а всё окружающее видеть как чистую землю. И в этом случае, человек, который нас научил читать и писать, или человек, от которого мы получили базовую информацию по буддизму, будет достойным объектом, чтобы распознавать в нём будду, в такой же степени, как например, собака. Потому что, как я объяснял вчера, мы сосредотачиваемся на позитивных качествах природы будды, того будды, которым они могут стать, но не являются пока. Но, как я подчеркнул, это не значит, что они уже являются буддами.
То же касается и нас самих. Мы не являемся буддами, когда представляем себя в образе будды, и эту основу обозначаем как “я”. Но на более ранних этапах, когда мы ещё не практикуем тантру, описываются разные уровни отношения к учителю как к будде. С так называемой точки зрения хинаяны, учителя являются представителями Будды. Будды не находятся рядом с нами, поэтому не могут , например, научить нас читать, или писать, или основам буддизма, поэтому учителя представляют их в этом контексте. И в этом контексте, в контексте нашего отношения к учителям, мы стараемся сосредоточиться на их позитивных качествах, какими бы эти позитивные качества ни были. Например, учитель может хорошо разбираться в буддизме, или уметь читать, уметь учить читать и так далее, то есть здесь применяется тот же самый принцип.
Второй аспект, который мы вчера не затрагивали — это благодарность за доброту учителей. Иногда этот термин переводится как “уважение”, но если вы посмотрите на значение этого термина в текстах, на то, как он в них используется, то, в целом, он используется именно для обозначение благодарности за доброту учителей. Если мы ценим доброту учителей, которую они к нам проявляют, то, разумеется, это подразумевает, что мы и уважаем их за эту доброту. Так что мы, разумеется, можем поддерживать эту благодарность по отношению к разным учителям, в том числе, к школьным учителям, которые учат нас читать и писать, к профессорам буддизма, которые передают нам какую-то информацию и так далее. И при этом не важно, какая у них мотивация, что побуждает их на передачу знания — это может быть просто их работа, или они делают это для зарабатывания денег, но всё это не важно. А что касается нашего поведения по отношению к ним, если описать кратко, потому что мы к этому вернёмся позже, мы также стараемся поддерживать их работу, помогать им, будем уважительно, почтительно по отношению к ним себя вести, то есть не будем школьниками, которые кидаются какими-то предметами, не обращают внимания и так далее. И будем практиковать в соответствии с том, чему они учат, то есть, грубо говоря, выполнять домашнее задание.
Так что это общие принципы, которые применимы ко всем учителям. Не следует думать, что они относятся только к тантре. Это общие вещи, которыми следует руководствоваться. Мы понимаем всю значимость учителей, потому что когда мы родились, как это описывается в текстах, то были подобны беспомощному червяку, и всё, чему нас научили, всё, что позволяет нам выживать — всё это мы узнали от других людей. Какой была бы наша жизнь, если бы мы росли в полном удалении от людей, и никто бы нас не научил даже говорить. Мы не могли бы даже говорить, так что это некие практические принципы.
И на уровне хинаяны, как я уже сказал, мы воспринимаем учителей как представителей будд, которые совершают деяния будд, то есть учат нас и направляют. Что до представлений махаяны, то речь часто идёт о различных эманациях и проявлениях будд, поэтому мы можем видеть в учителях такие эманации, проявления будд, а не просто их представителей. С точки зрения тантры, как я говорил вчера, всё рассматривается с точки зрения видения всех существ как просветлённых, видение всего окружающего как чистых земель и так далее, и делается всё это на основе понимания благих качеств природы будды, которая в будущем позволит существам достичь просветления.
Мы должны правильно понимать тексты, которые мы читаем на эту тему, особенно когда в них говориться, что речь не о том, что учителя подобны буддам. Этот метод чистого видения мы применяем, чтобы помочь самим себе, и в то же время учителя являются буддами. Нужно понять, что под этим подразумевается, что значит — являются буддами. Это не означает, что они прямо сейчас с являются полностью реализованными буддами, существующими с собственной стороны. Применяя любые методы достоверного познания, мы убедимся, что учителя не способны проходить сквозь стены, не способны говорить на всех языках вселенной и не могут испустить миллион форм, я вас умоляю. Но это близко к примеру, о котором я вчера говорил: для людей это действительно вода, для голодных духов — действительно гной, а для богов — действительно нектар. Это все три субстанции. В сакья это называют нераздельностью сансары и нирваны, все эти виды постижения достоверны. И поэтому, как я вчера объяснял, с нашей стороны правильно обозначить учителя как будду, но его буддовость ещё не проявилась. А затем мы можем добавить, что по отношению к нам они действуют как будды и так далее. Это не просто какой-то метод, какая-то хитрость, которую мы применяем, чтобы извлечь максимум пользы из отношений с учителем. Именно поэтому в текстах говориться, что учитель является буддой. То есть мы не должно говорить: “Ну, на самом деле он не является”, для нас это достоверно.
Из этого следует, что когда мы удостоверимся, что учителя — и это можно проверить методом достоверного познания — заботятся только о нашем благе, действуют, руководствуясь только нашей пользой, мы должны понять, что из этого можно извлечь. Классический пример этого приведён в джатаках, историях о прошлых рождениях Будды, Учитель собрал своих учеников и приказал им пойти что-нибудь украсть, и все ученики, кроме будущего Будды, разошлись, чтобы украсть что-то, а Будда остался с учителем. И учитель спросил: “Ты что, не хочешь меня порадовать?” а Будда ответил: “Разве воровство может кого-то порадовать?” И учитель сказал: “Ты единственный, кто понял урок”. И другой пример, тот, который я вчера рассказывал о Серконге Ринпоче, тот, который неправильно объяснять пустотность, а в начале следующей сессии спросил: “Вы что, совсем не соображаете? Не используете свой разум?”. Правильно поступающий в этой ситуации ученик не стал бы думать, что учитель просто дурачок, и не знает, как правильно объяснить. Он спросил бы себя, почему учитель неправильно объясняет это момент. Помню, я как-то раз пожаловался Серконгу Ринпоче, насколько сложны тексты Нагарджуны, которые написаны очень расплывчатым языком, в них часто употребляются местоимения “это” и “то”, и не понятно, к чему они относятся. Как я уже говорил, Серконг Ринпоче большую часть времени меня ругал, и поэтому он сказал: “Не будь так высокомерен! Неужели ты думаешь, что Нагарджуна не мог написать ясный текст? Он написал его так специально! Ты полон высокомерия.” Он сказал, что текст написан таким образом, чтобы ученики со своей стороны привнесли ясность и понимание, так что это метод обучения. В другой раз Ринпоче объяснял математику в контексте тибетской астрологии, а тибетцы совершенно иначе выполняют арифметические действия, такие как сложение, вычитание, умножение. И я Ринпоче сказал: “Всё это очень странно”. И он на меня накричал, сказал: “Ты так высокомерен!” Как я вчера упоминал, одной из главных моих беспокоящих эмоций было высокомерие. Ринпоче объяснил, что это не странно, это просто другое, просто отличается.
Если вы посмотрите на классические примеры отношений между учителями и учениками, например, на Миларепу и Марпу, то учитель, как правило, избивает ученика, или постоянно кричит на него и критикует. И я считаю, что мне очень повезло, что у меня именно такие отношения были с Серконгом Ринпоче. Но, как я уже говорил, чтобы выдержать такие отношения, необходимо быть очень сильным, очень зрелым человеком. И это как бы один из пунктов в нашем договоре с учителем: мы полностью вверяемся ему, понимая, что он не будет злоупотреблять нашим доверием, и он им действительно не злоупотребляет. За исключением Калачакры, он ничему не соглашался учить меня лично, учил только когда я переводил его учения для кого-то ещё. Ничему меня не учил частно. Я должен был изучать эти предметы, чтобы помогать другим, а не только ради собственной пользы.
Это были невероятные отношения, но, думаю, для большинства западных людей такой метод не подойдёт, потому что большинство жителей запада страдают от низкой самооценки, в то время как я страдал от высокомерия. Если мы посмотрим на тибетцем, индийцев, китайцев, то увидим, что их психологические проблемы далеки от низкой самооценки. Судя по всему, низкая самооценка — в первую очередь, западное явление. Большинство жителей запада надо поддерживать, говорить, что они всё делают правильно. Но, как я уже говорил, оба моих учителя, и Серконг Ринпоче, и геше Нгаванг Даргье, использовали сравнение с собакой, говорили, что нам не нужно, подобно собаке, ждать, что нас похлопают по голове, а затем вилять хвостом. Мы говорили о том, как на уровне настроя относиться должным образом к квалифицированному духовному учителю, и упомянули, что первый аспект такого отношения — убеждённость в его благих качествах.
Есть три вида убеждённости. Есть общий термин, который иногда переводят как “вера”, и мне кажется, этот перевод вводит в заблуждение. Потому что вера обычно подразумевает слепую веру. Однако этот термин означает, что мы верим в то, что какой-то факт истинен. То есть, мы верим в некий факт, а не в Санта-Клауса, Деда Мороза или в то, что ставки на бирже поднимутся. Это должен быть факт. И мы верим, что он истинен. Мы говорим о качествах учителя, которые должны быть истинны. Мы упоминали точность и определённость. И есть три вида этой убеждённости, три вида веры в факт.
Первый вид мы называем убеждённой верой, основанной на каких-то свидетельствах, у которого есть основа — либо логика, либо наши наблюдения. Второй вид — это ясная вера, то есть вера, которая проясняет наш ум, устраняет заблуждения. Не могу придумать перевода лучше. Я верю, что учитель наделён благими качествами, и это проясняет мой ум, устраняет из него сомнения, зависть, высокомерие, гнев по отношению к учителю: “А, у вас никогда на меня времени нет!”, цепляние за учителя, когда вы хотите, чтобы он принадлежал только вам, такое ощущение собственничества. Если вы ясно понимаете благие качества учителя, то такое отношение, такое цепляние было бы абсурдным. Учитель должен приносить пользу всем, не только нам.
И третий вид убеждённости — это устремлённая вера. Я просто признаю, что вы обладаете всеми этими благими качествами, понимаю всё, что с этим связано и стремлюсь к тому, чтобы подобные качества развить, обрести их. Но здесь мы говорим именно о благих качествах учителя, именно их мы стремимся обрести. Речь не идёт о его предпочтениях в пище, например, это как раз совершенно не важно. Здесь есть и более важный момент. Если у нас есть духовный учитель, или если мы ходим в дхарма-центр — и, как я уже говорил, совсем не обязательно все, кто посещают конкретный центр дхармы, должны считать его основателя своим главным учителем, своим духовным наставником, от которого они получают наибольшее вдохновение. Устремление к благим качествам учителя не подразумевает, что мы должно выполнять все те же практики, которые он в своё время выполнял, заниматься теми же медитациями или практиковать того же йидама. То что учитель всё это выполнял не значит, что эти же практики подойдут нам. Они могут нам подойти, а могут не подойти. У всех совершенно разная карма, рождения безначальны, поэтому мы в своих жизнях учились у множества учителей и оставили отпечатки, склонности к великому множеству различных учений, а не только к тому, чему обучает конкретный учитель. Разумеется, общие практики, которые выполнял этот учитель, будут для нас полезны, но нам совершенно не обязательно копировать все детали.
Приведу пример. Серконг Ринпоче был не только невероятным мастером тантры, и, как и Его Святейшество, мастером всех четырёх классов тантры. Он был также наставником-партнёром Его Святейшества по дебатам, то есть был лучшим мастером дебатов в своём монастыре. Но я сам происходил из невероятной гарвардской среды, я был до абсурда интеллектуален, склонен к логике и рационализации. И я знал, и мои учителя знали, что, если я буду изучать дебаты, то стану тем, что я называю “дебатный монстр”. Дебатный монстр — это человек, который никогда не знает, когда надо остановиться, не знает, когда уместно вести дебаты, а когда — нет, и когда такой человек видит что-то нелогичное, он бросается на другого человека и начинает ему что-то доказывать. И, хотя Серконг Ринпоче был мастером дебатов, он никогда не поощрял меня к изучению дебатов, никогда меня им не учил, и я никогда этой темой не интересовался. Разумеется, я могу читать тексты, посвящённые дебатам, но это совсем другое. Чтение этих текстов не помогло бы моей личности, я нуждался не в этом. Мне нужно было, чтобы мне постоянно указывали, когда я веду себя как идиот. Таковы разные виды твёрдой убеждённости.
Далее идёт второй аспект отношения к учителю, и это благодарность за доброту. Есть много описаний доброты учителя, в них говориться, что будд с нами рядом нет, они нас не учат, учит нас всему учитель, и в этом смысле учитель добрее будд. Одно из замечательных качеств квалифицированного учителя — то, что он серьёзно относится ко всем. И если мы искренне желаем чему-то научиться, даже если мы находимся на очень низком уровне, учитель отнесётся к нам серьёзно и будет учить нас на нашем уровне. Пример: как-то сильно укуренный хиппи пришёл к Серконгу Ринпоче и попросил научить Шести йогам Наропы. И Ринпоче не отругал его за то, что тот накурился, не выгнал его. Отнёсся к нему очень серьёзно. В результате чего, разумеется, человек к самому себе начал относиться очень серьёзно. И Ринпоче сказал: “Очень хорошо, вот с этого вам необходимо начать для того, чтобы в конечном итоге прийти к изучению Шести йог Наропы”. И объяснил, с чего нужно начинать. Но со стороны Ринпоче не было бы добротой сразу научить неподготовленного человека Шести йогам Наропы.
Качен Еше Гьялцен, великий тибетский мастер, более подробно описывал эту благодарность за доброту учителя. И он пишет, что мы ценим учителя, ценим его доброту и относимся к этой доброте с уважением. То есть именно он привносит этот оттенок смысла, связанный с уважением. И я об этом упоминаю, потому что термин, который использует Качен Еше Гьялцен, “ценить”, ведёт к разговору о том, уместно ли “любовь” к учителю, и что эта любовь может подразумевать. Мы уже упоминали проясняющую веру, то есть веру, которая освобождает нас от омрачений. И то, что мы говорим, что мы ценим учителя, любим учителя, разумеется, не подразумевает, что мы относимся к нему со страстным желанием, с похотью, желаем заполучить его в качестве сексуального партнёра, или только для себя. Буддизм определяет любовь как желание, чтобы другое существо обрело счастье. И желать, чтобы учитель был счастлив, разумеется, возможно. Описываются разные действия, которые мы совершаем по отношению к учителю, когда мы, например, делаем ему подношения и стараемся разными способами его порадовать. И вот это желания, действия, которые радуют учителя, вписываются ли они в эту картину любви к нему, желания, чтобы он был счастлив? Это очень тонкая тема, потому что с одной стороны, мы желаем порадовать учителя, а с другой, будды уже относятся ко всему равностно. И мы не стремимся порадовать будд, чтобы заслужить их одобрение, как незрелый ребёнок, как в том примере, который приводят мои учителя: мы не стремимся быть собакой, которую хлопают по голове, а она виляет хвостом. Мы любим учителя в том смысле, что хотим, чтобы у него была достойная пища, чтобы ему было удобно, не беспокоим его, когда ему необходимо отдохнуть и так далее, то есть заботимся о благополучии учителя. Здесь речь не идёт о любви в том смысле, что мы всё время хотим его обнимать.
Но Кочен Еше Гьялцен использует здесь термин, который я и многие другие переводят как “ценить”. Где этот термин ещё употребляется? Если мы посмотрим в учения о бодхичитте, то в семичастной последовательности для взращивания бодхичитты, этот семичастный процесс начинается с нулевого этапа, этапа, который не перечисляется среди семи. Это этап равностности, когда мы не испытываем ни привязанности, ни отторжения, ни безразличия к живым существам, относимся ко всем равностно. Затем мы осознаём качества живых существ, осознаём, что все они в какой-то момент были нашими матерями, вспоминаем о доброте материнской любви, о доброте, которую к нам проявляли. Как вы помните, мы так же благодарны за доброту гуру. Всех нас учили, и все были нашими гуру. Далее следует пункт, который называется “отплатить за доброту” и с этим пунктов следует быть очень осторожным. Не нужно думать: ко мне проявили такую огромную доброту, а я в ответ сделал так мало, и поэтому я чувствую себя виноватым, у меня есть долг, который нужно выплачивать. Мы стремимся совсем не к такому отношению. Мы хотим как-то уравновесить ситуацию. И из этого вытекает естественное возникновение сердечной любви. “Сердечный” — термин, непростой для перевода, буквально подразумевается, что эта любовь очень легко и естественно приходит в наш ум. И здесь определяется термин: мы ценим другого человека, любим его, мы ради его видеть, а если с этим человеком произойдёт что-то плохое, то мы будем очень расстроены. И это естественным образом, без каких бы то ни было усилий, вытекает из предыдущего пункта, который мы обычно называем “отплатить за доброту”. Правда, этот перевод смысла особого не содержит. Потому что если я испытываю чувство вины, если я считаю, что у меня есть долг, то почему я должен испытывать радость и счастье, лицезрея людей, которым я должен? Так что здесь оттенки смысла не полностью раскрыты. Поэтому мы чуть глубже анализируем. Каково состояние ума, лежащее в основе желания уравновесить доброту, которую по отношению к нам проявляли другие, отплатить за неё? Чувство благодарности. Мы благодарны за эту доброту, мы ценим её. Я так благодарен за твою доброту, за всё, что ты для меня сделал, что желаю тебе счастья, люблю тебя, забочусь о тебе, в свете того, что ты совершал по отношению ко мне. Тот же термин используется в контексте уравнивания отношения к себе и другим и замены себя на других. Вместо того, чтобы заботиться только о самих себе, мы ценим, заботимся о других.
Поэтому когда мы говорим о любви к учителю, о значении любви к учителю, мы встречаемся именно с этим термином, “ценить”, который употребляется в текстах. Он не привносит с собой никаких беспокоящих эмоций. Но когда мы рядом с учителем, или просто думаем об учителе, мы наполняемся радостью, чувствуем радость. Посмотрите на практику Ваджрайогини. В ней гуру переходит к вам на макушку, растворяется в вас, что, в общем, происходит в подавляющем большинстве практик. И вы испытываете — что здесь выделяется особо — невероятную радость и блаженство. Невероятную радость от слияние с учителем. Слияние здесь подразумевается не сексуальное, речь идёт о слиянии благих качеств тела, речи и ума учителя с нашими телом речью и умом. В этом вся суть гуру-йоги. И затем это невероятное чувство радости и блаженства расширяется, чтобы охватить всю вселенную, а затем сживается. А затем вы понимаете пустотность этой радости. И ум начинает переходить на всё более тонкие уровни. И я подразумеваю, что именно об этом чувстве мы говорим, именно его мы должны переживать, когда видим учителя, или когда думаем об учителе, не говоря уже о практике гуру-йоги. И из этого вытекает, что мы хотим заботиться об учителе и будем очень расстроены, если с ним произойдёт что-то плохое, это ужасно, если у него не будет возможности, средств помогать другим.
Это не так-то просто, не так ли? Не так-то просто ощущать эту радость, если это часть нашей ежедневной практики, например, часть какой-то садханы. Как же развить эту практику, если у нас по-настоящему есть такие отношения с духовным учителем? Мы развиваем эту радость благодаря тому, что ценим доброту другого, точно так же, как в практике взращивания бодхичитты. Размышляя о той доброте, которую проявил учитель, мы зарождаем невероятную благодарность, и это, в свою очередь, ведёт к чрезвычайно радостному состоянию ума. И из всего этого вытекает стандартная практика отношений с духовным учителем, которая называется обращение с просьбой, обращение с молитвой. Эту практику мы встретим во всех практических текстах тибетской традиции, на тибетском это звучит как “сол ва деб”, обращаюсь с мольбой. О чём же мы просим? Разумеется, мы просим не о мерседес-бенц или о чём-то подобном. В переводах мы часто видим слова “благослови меня осуществить то или иное”, но совершенно не понятно, что это означает, потому что эти термины взяты из другой религиозной традиции. Но, как я говорил в начале семинара, термин, который переводят как “благословение”, означает “вдохновение, возвышение, поднятие нашего ума, придание ему энергии”. Мы просим: “Вдохнови меня на то, чтобы быть более сострадательным, более понимающим по отношению к моим родителям, или детям и так далее”, к любым вещам, которые нам нужно осуществлять в повседневной жизни. И, пожалуйста, не думайте, что вдохновение подобно футбольному мячу, который учитель сейчас в вас бросит, и вы внезапно испытаете вдохновение. У меня на сайте есть длинная статья о том, что вообще эти термины означают, в особенности, что означает “вдохновение” и “устная передача”, потому что устная передача — это тоже не бросание мяча в ученика.
Возвращаясь к первому пункту, убеждённости в благих качествах учителя, мы размышляем обо всех этих благих качествах, которыми учитель, разумеется, должен обладать, о том, насколько он терпелив, насколько сострадателен и так далее, и устремляемся к тому, чтобы стать такими же. Я замечаю и многие тоже замечают, что когда учитель покидает этот мир, эти чувства становятся ещё сильней. Серконг Ринпоче скончался в 1983. Пока ваш учитель жив, пока он находится не рядом с вами, вы часто чувствуете эту удалённость. Но когда учитель умирает, он становится к нам гораздо ближе, он внутри нас, рядом с нами, и рядом с нами те ценности, которые отстаивал учитель. И когда вы сталкиваетесь с трудной ситуацией, когда я сталкиваюсь с трудной ситуацией, я себя спрашиваю, как бы в этой ситуации поступил Серконг Ринпоче, как бы он с ней справился? Как бы Его Святейшество Далай-лама поступил бы в этой ситуации? И так мы развиваем вдохновение на то, чтобы стать похожими, это очень полезно. Разумеется, для этого нам необходимо знать, как учитель справляется с различными ситуациями. Нам не часто выпадает возможность с этим познакомиться, но если такая возможность выпала, то это нечто невероятное, нечто очень полезное. В очень многих текстах говорится, как важно обращаться с просьбой, с молитвой. Во многих текстах говорится о значимости вознесения молитв, поэтому нам важно понимать, о чём мы просим и зачем — о вдохновении на пути, который до нас прошли другие. Говориться, что преданность учителю — корень пути, то есть мы вдохновляемся, думая о том, что учитель уже осуществил.
Перед обеденным перерывом у нас есть несколько минут, возможно, у вас есть один-два вопроса.
Вопрос: не могли бы вы поподробнее рассказать об устной передаче в целом. Если более конкретно сформулировать: поскольку линия передачи восходит к Будде Шакьямуни, если мы получили устную передачу на какую-то практику от одного учителя, нужно ли стремится к тому, чтобы получить её также и от других учителей?
Алекс Берзин: Традиция устной передачи сформировалась в древней Индии, в те времена, когда ничего из учений ещё не записывалось. Единственным способом изучить учения было слушание того, как их читают, а это подразумевает, что кто-то заучивал учения наизусть, повторял их снова и снова, а вы в этом процессе их также запоминали. Среди тибетцев даже сейчас также принято заучивать тексты наизусть в процессе их изучения, кроме того, тибетцы запоминают пуджи, ритуалы и так далее, в общем-то, всё.
Есть три вида распознавающего осознавания. Первый возникает на основе слушания, второй — на основе размышления, и третий — на основе медитации. И это подразумевает, что когда мы говорим о первом аспекте, о слушании, у нас есть твёрдая убеждённость в том, что это действительно правильные слова, приведённые достоверно. И когда мы убеждены, что нет никаких искажений, мы можем начать над ними размышлять. И для этого вы можете получить устную передачу от человека, который знает этот текст, его запомнил, чтобы убедиться, что в тексте нет никаких искажений, и в конечном итоге, чтобы запомнить этот текст самим. И на основе этого мы начинаем его изучать. Именно в таком контексте возникла традиция устной передачи.
Я когда-то думал, что подразумевается, что человек, который передаёт устную передачу, обладает пониманием текста, и ученик, который получает передачу, вдохновляется тем, что перед ним человек, обладающий пониманием этого текста, и также устремляется его понять. Но позже я выяснил, что это не так. Отец старого Серконга Ринпоче, Серконг Дордже Чанг, бывший одним из величайших йогинов начала прошлого столетия, мы его упоминаем в линии приемственности Калачакры. Один из самых сложных текстов Цонкапы, Лекшей Ньингпо, в переводе называется “Благое прояснение интерпретируемых и обретённых смыслов”, у этого текста существовала линия передачи, восходящая к самому Ламе Цонкапе, это один из самых трудных для понимания текстов. Однако Серконг Ринпоче получил прямое видение Ламы Цонкапы, и получил от самого Ламы Цонкапы особую, вторую линию передачи этого текста. И Серконг Ринпоче получил эту устную передачу от своего отца, и, хотя это текст толщиной в 250 страниц, Серконг Ринпоче каждый день читал его наизусть в рамках своей ежедневной практики, в дополнение ко всем тантрическим пратикам, которые он делал. И Серконг Ринпоче так никогда и не передал эту устную передачу Его Святейшеству Далай-ламе, потому что ждал, когда возникнет особое постижение, которое позволит ему особым образом разъяснить этот текст Его Святейшеству. Серконг Ринпоче скончался, был найден его молодой тулку, ему сейчас 27 лет, и к этому молодому тулку я так же близок, как в своё время был к Серконгу Ринпоче. Несколько лет назад мы озадачились вопросом получения этой передачи и стали искать, к кому из учителей обратиться, чтобы он передал молодому Серконгу Ринпоче эту линию. И выяснилось, что я — единственный человек, у которого есть устная передача полученная от Серконга Ринпоче. Серконг Ринпоче в своё врямя передал её маленькой группе из трёх человек, и одним из них был я. Что ещё более невероятно, он дал устную передачу по памяти, а не опираясь на написанный текст, то есть это была устная передача в классическом смысле. И хотя у меня и была устная передача, сам текст я никогда не изучал. Я спросил Его Святейшество, должен ли я передавать эту устную передачу, что же мне делать? И Его Святейшество сказал: “Не важно, изучал ли ты когда-нибудь этот текст, обладаешь ли ты пониманием, ты должен дать эту передачу молодому Серконгу Ринпоче”. Я практиковался в устном чтении этого текста, читал его, разумеется, не по памяти, но, по крайней мере, дошёл до достаточной скорости чтения, чтобы слушать меня было не слишком мучительно. Приехал к Ринпоче в Индию, специально туда поехал, и дал ему эту устную передачу. И что по-настоящему замечательно, так это то, что несколько месяцев назад Ринпоче впервые сам дал эту устную передачу группе тибетцев, в числе который были Лама Сопа Ринпоче и Дагри Ринпоче, так что совершенно замечательно, что эта линия продолжается.
Можно спросить, передал ли я с этим текстом какие-то особые наставления? не могу ничего подобного утверждать. Было ли там вдохновение? Ну, если и было, то не с моей стороны, не в силу каких-то моих постижений, потому что сам я никогда этот текст не изучал. Но, как я понимаю, вдохновение внушает сам факт, что есть непрерывность линии передачи. Это, безусловно, полезно. Говорится, что получение устной передачи всегда выступает в роли одного из обстоятельств, которые позволяют лучше понять текст. И поэтому всегда полезно получать устные передачи несколько раз. Но это мой личный опыт с устными передачами. Так что простите, я всегда слишком долго отвечаю на вопросы, никогда не получается ответить одним предложением. Но, возможно, эта история поможет нам избежать отношения к устной передаче как к какой-то магии, в обыденном представлении устная передача — это мяч, который в нас бросают.
Давайте завершим посвящением. Пусть всё понимание, которое мы развили, становится всё глубже и глубже, и выступит как причина для достижения просветления ради блага всех живых существ.
